miroshka | как раз сто лет назад

Интересные параллели.

Божена, пару дней назад:

Еще одно свидетельство того, что ОМОН (или кто они там) это нелюди. Им не начальство дает приказ. Начальство не могло дать приказ: "Ударь по ноге вон того с журналистким удостоверением!". Или: "Увидишь телку на парапете, обзови ее сучьем отродьем!". ОМОНовцы нападали на мирных жителей от души, с удовольствием. И одна из важных задач сегодняшнего сопротивления, фиксировать все на видео, покупать у самих же ментов списки тех, кто нападал на демонстрантов, организовывать партизанские отряды, которые смогли бы потом отловить хотя бы нескольких нападавших - хотя бы тех, кто ударил Черных, Артемьева, меня, девочку Ponny1, чей пост я сейчас буду цитировать - и поступить с ними зеркально, наказать их. Когда хотя бы пятеро ОМОНовцев, спецназовцев или кто там они, будут найдены и изувечены, они станут меньше калечить нас.

Она же, чуть позже:

В сериале Ликвидация была прекрасная серия: как контр-разведка отстреливала воров.

Контр-разведчикам раздали пистолеты, красивые костюмы, деньги. И те стали гулять по улицам вечером. Воры-налетчики стали нападать. А те их - стрелять в момент нападения.

Я много раз пересматривала эту серию. И никода не могла понять - о чем там, собственно, шум. По-моему, в той ситуации это было единственно правильное решение. Контрразведчики не стреляли в воров, когда те ходили в магазин или на концерт. Просто на улице их не отстреливали. Их стреляли в момент совершения преступления. То есть - в момент нападения. Что не так?! Вор напал - в него выстрелили. И правильно сделали. Почему Гоцман доказывал, что так делать нельзя - не знаю. Результат был - вор дядя Ешта собрался уезжать из Одессы. Воров стало вполовину меньше. Прекрасная операция была. Я серьезно не понимала в сериале, чего там такой кипеж вокруг этой операции был. Конечно, все это выдумка, но если бы так действовали в реале с ворами, то и проблем бы не было. Истребили бы.

Я не призываю истреблять ОМОНовцев. Я напоминаю мужчинам о том, что разыскать человека, который напал на тебя первым, и вернуть ему зло, которое он тебе причинил, это дело чести.

А вот что было примерно сто лет назад: Н.Е.Врангель "Воспоминания: от крепостного права до большевиков". Глава 6. (1905-1917):

Врага нашли. Этот враг — городовой “фараон”. Да! Да, городовой, вчерашний еще деревенский парень, мирно идущий за сохой, потом бравый солдат, потом за восемнадцать рублей с полтиной в месяц днем и ночью не знавший покоя и под дождем и на морозе оберегавший нас от воров и разбойников и изредка бравший рублевую взятку. И с утра начинаются поиски. Тщетно! Городовой бесследно исчез, окончательно куда-то улетучился. Но русский человек не прост; ему стало ясно, что хитроумный фараон, виновник всех народных бед, не убежал, не улетучился, а просто переоделся. И ищут уже не городового в черной шинели с бляхой и шашкой, а “ряженого фараона”.

Теперь этот ряженый городовой “гипноз”, форменное сумасшествие. В каждом прохожем его видят. Стоит первому проходящему крикнуть: “Ряженый!” — и человек схвачен, помят, а то и убит.

На Знаменской вблизи нашего дома в хлебопекарню приходит чуйка. “Ряженый!” — кричит проходящий мальчишка. Толпа врывается, человека убивают. Он оказался только что прибывшим из деревни братом пекаря.

Ряженого городового ищут везде. На улицах, в парках, в домах, сараях, погребах, а особенно на чердаках и крышах. Там, как уверяют, запрятаны, по приказу Протопопова, ряженые городовые с пулеметами и, “когда прикажут”, начнут расстреливать народ. Вот из-под ворот ведут бледного от страха полуживого человека. Толпа ликует: “Ура!”
— Кого поймали?
— Ряженого сцапали.
— И рожа разбойничья, — говорит один, — убить этих подлецов мало.
Арестованного уводят. Один из конвоиров, широкоплечий, на вид простоватый, добродушный детина отстает, крутит собачью ножку, закуривает.
— Где ряженого нашли?
— В сорок девятом номере укрывался, проклятый. Под постель залез.
Толпа хохочет.
— Вот так полиция!
— А как хорохорились.
— Выволокли, поставили на ноги. Трясется.
— Кто ты такой-сякой, спрашивает Степанов. Молчит. Ну, мы его по рылу. Раз, два!
— Правильно.
— Так им, сукиным детям, и следует.
— Ну, ну!
— Я, — говорит, а сам трясется, — полотер.
— Вот мерзавец!
— Неужто так и говорит, полотер?
— Хорош полотер!
— Так и сказал — полотер, мы его и повели.
— Ряженого поймали, — снова раздается по улице, и толпа бежит на новое зрелище.
— Народец! — с укором говорит мне знакомый швейцар. — Напрасно человека обидели, я его знаю; уже пятый год живет у нас в сорок девятом номере. Полотер и есть.
— Что же вы им не сказали?
— Как можно, барин? Разве не видите, что за народ нынче? Того гляди, убьют!

Как я потом узнал, полотера скоро выпустили. Говорят, откупился. Но не всегда кончалось так благополучно. Во дворе нашего дома жил околоточный; его дома толпа не нашла, только жену; ее убили, да кстати и двух ее ребят. Меньшого грудного — ударом каблука в темя.

На крыше дома на углу Ковенского переулка появляется какой-то человек.
— Ряженый с пулеметом! — кричит кто-то.
Толпа врывается в дом, но солдат с улицы вскидывает ружье — выстрел. И человек на крыше падает.
— Ура-а! убили ряженого с пулеметом.
Как оказалось, это был трубочист с метлой